---

я открыл для себя фб х)
как тут спать х)

---

отсюда

---

03.03.2014 в 14:36

Пишет  JeeGri:

Ellen on how the Oscars are like the Hunger Games

+3

(c)

---

Книжный фмоб

а я пока вчера сидел в ГАИ прочитал Драйзера "Финансист", и мне так понравилось, оооооооо. я много слышал, что он занудный, и я не ожидал совершенно, что он такой клевый, я его проглотил, и я в восторге, и я сто лет не был в таком восторге, ну, с форсайтов, наверное. оооооооооооооооо! у меня есть новый ник для левого дайри теперь х) цитаты потом, а то я бегубеу

А ЕЩЕ Я ПОЛУЧИЛ ВЧЕРА ПРАВА УРААААААААААААААААА

@темы: фмоб

---

28.02.2014 в 08:32

Пишет  сегодня ты снизу, Форти:

Зацените, что я вчера на работе сделал Х)

а смотрите, что у меня теперь на зеркале висит!

---

итак, в книжном фмобе участвуют (и проставляются если чо) (правила в прошлом посте) (по тегу):

сводный отчет за февраль:
-я - просто на тег жмякните, мне лень вставлять ссылки, там 4 книжечки.
-  сегодня ты снизу, Форти(Элрик) - Ремарк, "жизнь взаймы", советы молодому хирургу и цитаты оттуда, "ронья, дочь разбойника"
- Ася твиттер - Туве Янсон, Амели Нотомб, и Набоков, отчеты и цитаты в твиттере
- Семчий - Морис Дрююн, ранобэ, лайт-новел, название в посте
- Счастливец Джон — отчет про трем книжкам, Батчер, "Максим и Федор", Эсхил
- Шпинель (Хао) - отчет по"американский психопат", "коллекционер", "пятый ребенок", "дориан грей"

По итогам порицание получает Семчий. В этот раз никто не проставляется.!
 Счастливец Джон, Ася, Хао, Элр и Я получают по конфетке, вот такой и , и , и , и

Выношу на рассмотрение предложение, если в марте тоже никто не проиграет, то усложним задачу.
Предлагаю все-таки усложнить задачу, мол, если три книги, то порицание, если 1 или 2, то проставляться.. кто за, кто против?

чуваки, давайте с нами!

запись создана: 06.02.2014 в 17:40

@темы: фмоб

---

Книжный фмоб

Ииии да, я дочитал "Идиота"! И снова убедился, что не люблю Достоевского. Что мне понравилось, так это "Бесы", да и то за Шатова и Кириллова чуть-чуть. То есть, не то чтобы я его прямо не люблю, но читаю я его медленно, забываю быстро, и слишком много чуждой мне морали, и слишком часто я считаю героев идиотами, но что-то всегда мне нра.
Я заранее был уверен, что мне понравится Рогожин, и, конечно, мне понравился Рогожин. Хотя я надеялся, он будет больше раскрыт, и вообще его будет больше, и он будет не просто мрачным маньяком, но не судьба. Так редко бывает, но те герои, которые мне нравятся, не на первом плане. Все, впрочем, герои мне почти нра у Дост, потому что все они живые и настоящие, и адекватные. Бесит меня только Аглая, да и то местами, потому что сначала ты долго читаешь про то, что все думают, что она умный бриллиант, а почему они так думают, где ум - нет, не видать. А так все мне нравятся, всё нравится, все логично кроме Аглаи, ну и того, что про я не так представлял убийство, и я хочу подробностей, страстей и причин, а их скрыли. Подлота.
Рогожин\Мышкин - шикблеск, Настасья\Аглая - тоже, Ганя\Иполлит, ну ябпочитал, в общем. А, Варвара Ардалионовна - о очень хороша, очень нра мне.

цитатки

«По-моему, это нелепо и деспотизм. На этом Лермонтова драма «Маскарад» основана, и — глупо, по-моему. То есть, я хочу сказать, ненатурально. Но ведь он ее почти в детстве писал.

Главное, комфортом и роскошью, зная, как легко прививаются привычки роскоши и как трудно потом отставать от них, когда роскошь мало-помалу обращается в необходимость.

Какая, например, мать, нежно любящая свое дитя, не испугается и не заболеет от страха, если ее сын или дочь чуть-чуть выйдут из рельсов: “нет, уж лучше пусть будет счастлив и проживет в довольстве и без оригинальности”, думает каждая мать, закачивая свое дитя. А наши няньки, закачивая детей, спокон-веку причитывают и припевают: “будешь в золоте ходить, генеральский чин носить!” Итак, даже у наших нянек чин генерала считался за предел русского счастья и, стало быть, был самым популярным национальным идеалом спокойного, прекрасного блаженства. И в самом деле: посредственно выдержав экзамен и прослужив тридцать пять лет, — кто мог у нас не сделаться наконец генералом и не скопить известную сумму в ломбарде? Таким образом, русский человек, почти безо всяких усилий, достигал, наконец, звания человека дельного и практического. В сущности, не сделаться генералом мог у нас один только человек оригинальный, другими словами, беспокойный.

Но желчные выходки (чем, главное, и проявлялись ее материнские заботливость и симпатия), задирания, такие названия, как “мокрая курица”, только смешили Александру. Доходило иногда до того, что самые пустейшие вещи сердили Лизавету Прокофьевну ужасно и выводили из себя.

Ну, так факт мой состоит в том, что русский либерализм не есть нападение на существующие порядки вещей, а есть нападение на самую сущность наших вещей, на самые вещи, а не на один только порядок, не на русские порядки, а на самую Россию. Мой либерал дошел до того, что отрицает самую Россию, то-есть ненавидит и бьет свою мать. Каждый несчастный и неудачный русский факт возбуждает в нем смех и чуть не восторг. Он ненавидит народные обычаи, русскую историю, всё. Если есть для него оправдание, так разве в том, что он не понимает, что делает, и свою ненависть к России принимает за самый плодотворный либерализм (о, вы часто встретите у нас либерала, которому аплодируют остальные, и который, может быть, в сущности самый нелепый, самый тупой и опасный консерватор, и сам не знает того!). Эту ненависть к России, еще не так давно, иные либералы наши принимали чуть не за истинную любовь к отечеству и хвалились тем, что видят лучше других, в чем она должна состоять; но теперь уже стали откровеннее и даже слова “любовь к отечеству” стали стыдиться, даже понятие изгнали и устранили как вредное и ничтожное. Факт этот верный, я стою за это и… надобно же было высказать когда-нибудь правду вполне, просто и откровенно; но факт этот в то же время и такой, которого нигде и никогда, спокон-веку и ни в одном народе, не бывало и не случалось, а, стало быть, факт этот случайный и может пройти, я согласен. Такого не может быть либерала нигде, который бы самое отечество свое ненавидел. Чем же это всё объяснить у нас? Тем самым, что и прежде, — тем, что русский либерал есть покамест еще нерусский либерал; больше ничем, по-моему.

Но я вот что заметил при этом: что самый закоренелый и нераскаянный убийца всё-таки знает, что он преступник, то-есть по совести считает, что он не хорошо поступил, хоть и безо всякого раскаяния. И таков всякий из них; а эти ведь, о которых Евгений Павлыч заговорил, не хотят себя даже считать преступниками и думают про себя, что право имели и… даже хорошо поступили, то-есть почти ведь так. Вот в этом-то и состоит, по-моему, ужасная разница.

А только вот что я в эту неделю надумал, Парфен, и скажу тебе: знаешь ли ты, что она тебя теперь, может больше всех любит, и так даже, что чем больше мучает, тем больше и любит. Она этого не скажет тебе, да надо видеть уметь. Для чего она в конце-концов за тебя всё-таки замуж идет? Когда-нибудь скажет это тебе самому. Иные женщины даже хотят, чтоб их так любили, а она именно такого характера! А твой характер и любовь твоя должны ее поразить! Знаешь ли, что женщина способна замучить человека жестокостями и насмешками, и ни разу угрызения совести не почувствует, потому что про себя каждый раз будет думать, смотря на тебя: “вот теперь я его измучаю до смерти, да зато потом ему любовью моею наверстаю…”

Вечно хнычет, вечно плачется! О, никакой, никакой во мне не было жалости к этим дуракам, и, теперь, ни прежде, — я с гордостью это говорю! Зачем же он сам не Ротшильд? Кто виноват, что у него нет миллионов, как у Ротшильда, что у него нет горы золотых империалов и наполеондоров, такой горы, такой точно высокой горы, как на Маслянице под балаганами! Коли он живет, стало быть, всё в его власти! Кто виноват, что он этого не понимает?

Можно ли любить всех, всех людей, всех своих ближних ,- я часто задавала себе этот вопрос? Конечно, нет, и даже неестественно. В отвлеченной любви к человечеству любишь почти всегда одного себя.

Он все молчит; но ведь я знаю, что он до того меня любит, что уже не мог не возненавидеть меня.

Впрочем, мы во всяком случае взяли крайность: в огромном большинстве этого умного разряда людей дело происходит вовсе не так трагически; портится разве под конец лет печенка, более или менее, вот и все. Но все-таки, прежде чем смириться и покориться, эти люди чрезвычайно долго иногда куралесят, начиная с юности до покоряющегося возраста, и все из желания оригинальности. Встречаются даже странные случаи: из-за желания оригинальности иной честный человек готов решиться даже на низкое дело; бывает даже и так, что, иной из этих несчастных не только честен, но даже и добр, провидение своего семейства, содержит и питает своими трудами даже чужих, не только своих, и что же? всю-то жизнь не может успокоиться! Для него нисколько не успокоительна и не утешительна мысль, что он так хорошо исполнил свои человеческие обязанности; даже, напротив, она-то и раздражает его: "Вот, дескать, на что ухлопал я всю мою жизнь, вот что связало меня по рукам и по ногам, вот что помещало мне открыть порох! Не было бы этого, я, может быть, непременно бы открыл - либо порох, либо Америку, - наверно еще не знаю что, но только непременно бы открыл!" Всего характернее в этих господах то, что они действительно всю жизнь свою никак не могут узнать наверно, что именно им так надо открыть, и что именно они всю жизнь наготове открыть: порох или Америку? Но страдания тоски по открываемому, право, достало бы в них на долю Колумба или Галилея.»

@темы: цитаты, фмоб

---

Книжный фмоб-3

Я наконец дошел до черновиков и дописываю!
Это третья книжка, если я сегодня дочитаю "идиота", то он будет четвертым, но я чо-т читаю большей частью только в транспорте и чую, что он останется на март.
Сенека "Письма к Луцилию", до этого я читал только куски, тут прочитал целиком. В этой же книжке Марк Аврелий "Наедине с собой", но я его просто плюсую приложением. Кстати, кажется, я взял книжку летом у Семчия, Семч, напомни тебе отдать ее х)
Итааак, Сенека.! Ща я выложу цитаток, конечно, потому что он местами мне нравится, но как я был рад, когда дочитал наконец, потому что основные мысли я понял из первых писем, и к 129му подустал. Но его чсв - ооо, я фан.
Луцилий: - Эм, слушай, а это норм, что мы стоики, и вот вроде бы не очень себе во всем отказываем..В бочке не живем..
Сенека: - Хм, хм, да ты чо, ты чо! Ты на кого смотришь, ты на Диогена смотришь? Ты на меня посмотри! Вот как надо. А Диоген - он выпячивается. Да-да, умеренность, чувак, это не внешние там всякие штуки типа бочек, настоящие стоики - это вам не фрики какие-нибудь.
Луцилий:- Но..
Сенека: - Да ты с кем споришь! Да я мог переспорить всех вокруг, когда ты еще и говорить не умел! О смерти-ка лучше подумай, она уже скоро, вспомни Сципиона, друг мой, вспомни Катона! Умереть достойно! Все тлен, все дзен! Смееерть! А кто-то ест по пятьдесят поросят на ужин! А кто-то предается разврату! А смерть скоро, а ты как, готов к смерти? Что мое - мое! Жалкие несчастные не_философы, о философия мать порядка, ай эпикур лох, но вот тебе цитата неплохая, хоть и его творчество. Вспомнил о смерти? Вот, то-то же. Спорит он, надо же. Бочка, ишь чего удумал, нечего создавать нам имидж фриков, да и один поросеночек - это потребность, а потребности надо исполнять.

Про поросеночка - клевета, он там все больше за злаки ратует, но в целом мой краткий пересказ передает. х)
Ну и я снова убедился, что почти все согласны между собой в главном. Письма все-таки читать легко и приятно, ну или, может, Сенеку, потому что, помню, когда я читал Декарта, я засыпал каждые три страницы, а тут все бодренько и просто.

цитатки много

«Гекатон говорит: "Я укажу приворотное средство без всяких снадобий, без трав, без заклинаний знахарки. Если хочешь, чтоб тебя любили, - люби"

Мудрому никто, кроме него самого, не нужен. Многие, Луцилий, толкуют эту мысль превратно: изгоняют мудреца отовсюду и заставляют его замкнуться в своей скорлупе. Между тем следует разобраться, много ли обещает это изречение и что обещает. Мудрому довольно самого себя для того, чтобы жить блаженно, а не для того, чтобы жить. Для жизни ему многое потребно, а для блаженства только высокий и здоровый дух, презирающий фортуну.

Его речь - это речь стоика, который тоже проносит свое благо нетронутым через сожженные города. Ведь никто, кроме него самого, ему не нужен, - таковы для него пределы счастья. (20) А чтоб ты не думал, будто мы одни бросаемся высокими словами, - знай, что и сам упрекавший Стильпона Эпикур написал сходное изречение, которое ты и соблаговоли принять, хотя сегодняшний мой долг уже погашен. "Кому не кажется верхом изобилия то, что есть, тот останется бедняком, даже сделавшись хозяином всего мира". Или же так, если, по-твоему, это звучит лучше (ведь сохранять верность надо не словам, а мыслям): "Кто не считает себя блаженней всех, тот несчастен, даже если повелевает миром". (21) Знай, что мысли эти принадлежат всем и, значит,
подсказаны природой, так что их же ты найдешь и у комического поэта: Несчастен, кто счастливым не сочтет себя.

- Нет, важно не то, что он говорит, а что чувствует, и не то, что чувствует сегодня, а то, что всегда. Потому тебе нет причины бояться, что столь великое благо достанется и на долю недостойных. Только мудрому по душе то, что есть, глупость же постоянно страдает, гнушаясь тем, что имеет. Будь здоров.

Все, что сказано хорошо, - мое, кем бы оно ни было сказано. Как и это, сказанное Эпикуром: "Если в жизни ты сообразуешься с природой, то никогда не будешь беден, а если с людским мнением, то никогда не будешь богат".

Подожди немного - и я буду расплачиваться своими, а покуда меня ссудит Эпикур, который говорит: "Размышляй о смерти, - что сподручнее: ей ли прийти к нам или нам пойти ей
навстречу". Смысл тут ясен: ведь это прекрасно - научиться смерти! Или, по-твоему, излишне учиться тому, что пригодится один только раз? Нет, поэтому-то нам и нужно размышлять о ней! Где нельзя проверить свое знание на опыте, там следует учиться постоянно. "Размышляй о смерти!" - Кто говорит так, тот велит нам размышлять о свободе. Кто научился смерти, тот разучился быть рабом. Он выше всякой власти и уж наверное вне всякой власти. Что ему тюрьма и стража, и затворы? Выход ему всегда открыт!

Мне предложили свободу; ради этой награды я и стараюсь. Ты спросишь, что такое свобода? Не быть рабом ни у обстоятельств, ни у неизбежности, ни у случая; низвести фортуну на одну ступень с собою; а она, едва я пойму, что могу больше нее, окажется бессильна надо мною. Мне ли нести ее ярмо, если смерть – в моих руках?

Потому и должны мы переносить разлуку спокойно, что каждый подолгу разлучен даже с теми, кто близко. Во-первых, считай ночи, проведенные врозь, затем - дела, у каждого свои, потом
уединенные занятия, отлучки в загородные, - и ты увидишь, что пребывание на чужбине отнимает у нас не так много. Друг должен быть у нас в душе, а душа всегда с нами: она может хоть каждый день видеть, кого захочет. Так что занимайся со мною, обедай со мною, гуляй со мною. Мы жили бы очень тесно, если бы хоть что-нибудь было недоступно нашим мыслям. Я вижу тебя, Луцилий,
я даже слышу тебя, я так близко к тебе, что сомневаюсь, не слать ли тебе вместо писем записки.

Я готов уйти и потому радуюсь жизни, что не слишком беспокоюсь, долго ли еще проживу. Пока не пришла старость, я заботился о том, чтобы хорошо жить, в старости – чтобы хорошо умереть; а хорошо умереть – значит, умереть с охотой. Старайся ничего не делать против воли!

Все предстоящее предстоит по необходимости тому, кто сопротивляется; в ком есть охота, для того необходимости нет. Я утверждаю: кто добровольно исполняет повеленье, тот избавлен от горчайшего в рабской доле: делать, чего не хочется. Несчастен не тот, кто делает по приказу, а тот, кто делает против воли. Научим же нашу душу хотеть того, чего требуют обстоятельства; и прежде всего будем без печали думать о своей кончине.

Если хочешь меня послушаться, думай об одном, готовься к одному: встретить смерть, а если подскажут обстоятельства, и приблизить ее. Ведь нет никакой разницы, она ли к нам придет, мы ли к ней. Внуши себе, что лжет общий голос невежд, утверждающих, будто "самое лучшее – умереть своей смертью". Чужой смертью никто не умирает. И подумай еще вот о чем: никто не умирает не в свой срок. Своего времени ты не потеряешь: ведь что ты оставляешь после себя, то не твое.

Ты встретишь даже мудрецов по ремеслу, утверждающих, будто нельзя творить насилие над собственной жизнью, и считающих самоубийство нечестьем: должно, мол, ожидать конца, назначенного природой. Кто так говорит, тот не видит, что сам себе преграждает путь к свободе. Лучшее из устроенного вечным законом, – то, что он дал нам один путь в жизнь, но множество – прочь из жизни.
Мне ли ждать жестокости недуга или человека, когда я могу выйти из круга муки, отбросить все бедствия? В одном не вправе мы жаловаться на жизнь: она никого не держит. Не так плохо обстоят дела человеческие, если всякий несчастный несчастен только через свой порок. Тебе нравится жизнь? Живи! Не нравится – можешь вернуться туда, откуда пришел.

И напрасно ты думаешь, что только великим людям хватало твердости взломать затворы человеческого рабства. Напрасно ты считаешь, что никому этого не сделать, кроме Катона, который, не испустив дух от меча, руками открыл ему дорогу. Нет, люди низшего разряда в неодолимом порыве убегали от всех бед и, когда нельзя было ни умереть без затруднений, ни выбрать орудие смерти по своему разумению, хватали то, что под рукой, своей силой превращая в оружие предметы, по природе безобидные.

Недавно перед боем со зверями один из германцев, которых готовили для утреннего представления, отошел, чтобы опорожниться – ведь больше ему негде было спрятаться от стражи; там лежала палочка с губкой для подтирки срамных мест; ее-то он засунул себе в глотку, силой перегородив дыханье, и от этого испустил дух. – "Но ведь это оскорбление смерти!" – Пусть так! – "До чего грязно, до чего непристойно!" – Но есть ли что глупее, чем привередливость в выборе смерти?

Кто захочет, тому ничто не мешает взломать дверь и выйти. Природа не удержит нас взаперти; кому позволяет необходимость, тот пусть ищет смерти полегче; у кого в руках довольно орудий, чтобы освободить себя, тот пусть выбирает; кому не представится случая, тот пусть хватается за ближайшее как за лучшее, хоть бы оно было и новым, и неслыханным. У кого хватит мужества умереть, тому хватит и изобретательности.

Но есть ли что безумнее, чем мучиться от страха перед будущим и вместо того, чтобы сохранить силы для пытки, призывать и приближать к себе те беды, которые, если уж нельзя их прогнать, лучше оттянуть? Ты хочешь убедиться, что никто не должен страдать от предстоящего? Пусть кто-нибудь услышит, что через пятьдесят лет его ждет мучительная казнь, – ведь он и не взволнуется, если не перескочит через весь этот промежуток и сам себя не потопит в том горе, которое будет век спустя. То же самое, когда души, которые наслаждаются своей болезнью и сами ищут поводов для скорби, печалятся из-за того, что давно прошло и забыто. Что минуло, что настанет, этого сейчас нет, и мы ни того, ни другого не чувствуем. А больно только тогда, когда чувствуешь.

Но и они терпимы, потому что перемежаются. Ведь боль, достигнув наибольшей остроты, кончается. Никто не может страдать и сильно, и долго: любящая природа устроила все так, что сделала боль либо переносимой, либо краткой.

Но незачем верить тому, о чем шумят вокруг: все это не зло, не тяготы, которых не перенесть. Страх перед этим – из общего мнения; ты боишься смерти, как боятся молвы. А кто глупее человека, боящегося слов? Остроумно говорит об этом наш Деметрий: "Голоса невежд для меня то же самое, что испускаемые животом звуки: какая мне разница, спереди они вылетают или сзади?"
Пусть же и смерти не вредят они в нашем мнении, хоть слава у нее дурная. Никто из обвинителей ее не испытал, а осуждать то, чего не знаешь, – безрассудно. Зато ты знаешь, сколь многим она принесла пользу, сколь многих избавила от пыток, нищеты, от жалоб, от казни, от тоски. Пока смерть подвластна нам, мы никому не подвластны.

Дурной вредит дурному, делает его хуже, подстрекая в нем гнев и страх, потакая унынью, восхваляя наслажденья; и дурным людям хуже всего там, где сошлись пороки многих и негодность их слилась воедино.

Я представляю тебе сговорчивого заимодавца – того, что указан был Катоном: "Бери в долг у себя самого". Нам хватит любой малости, если все, чего недостает, мы будем просить у себя самих. Знай, мой Луцилий: что не желать, что иметь одно и то же. Итог и тут и там одинаков: мучиться ты не будешь. Я не поучаю тебя хоть в чем-нибудь отказывать природе: она упряма, одолеть ее нельзя, – все равно потребует своего; но что выходит за ее пределы, то заемное, а не необходимое.
Я голоден, – надо поесть; а полбяной будет хлеб или пшеничный, это к природе касательства не имеет. Она хочет, чтобы мы насыщали утробу, а не ублажали. Мне хочется пить, – а какую воду – ту ли, что я зачерпнул из соседнего озера, или ту, которую запечатал снегом, чтобы она была свежей от заемного холода, – это к природе касательства не имеет. Она велит одно: утолить жажду; будет ли твой кубок из золота, из хрусталя или из мурры, будет ли у тебя тибуртинская чашка1 или собственная горсть, – это природе неважно.
В каждом деле смотри на цель – и откажешься от всего лишнего.



Младенчество, детство, юность, старость – возрасты разные; но я, бывший я младенцем, и ребенком, и юношей, остаюсь самим собою. Так же, хотя состояние у каждого все время становится другим, приспособление к своему состоянию всегда одинаково. Ведь природа заставляет меня видеть не мальчика, или юношу, или старика, а меня самого. Поэтому младенцем я приспосабливался к младенческому состоянию, а не к будущему юношескому. И если младенцу предстоит вырасти и перейти в другое состояние, это не значит, будто то, в котором он рождается, противоестественно.
Живое существо прежде всего приспосабливается к самому себе: ведь должно же быть некое средоточье, к которому устремлено все остальное. Я ищу наслаждений; для кого? для себя! Значит, я забочусь о себе. Я избегаю боли; ради кого? ради себя! Значит, я забочусь о себе. Если я все делаю, заботясь о себе, значит, забота о себе для меня превыше всего. Это присуще всем животным, и не прививается им, а дается от рождения. »


«И стыдно тому, кто лежит в полусне, когда солнце высоко, чье бодрствованье начинается в полдень, да и это для многих все равно что встать до рассвета. Есть и такие, что превращают ночь в день и поднимают отяжелевшие от вчерашнего хмеля веки не раньше, чем приблизится тьма.
И такой же порядок у людей, у которых перевернута не страна, а жизнь. Есть и в нашем городе антиподы, которые, как говорит Марк Катон, "не видали ни восхода, ни заката".
Неужели, по-твоему, знают, как надо жить, не знающие, когда жить? И они еще боятся смерти, после того как погребли себя заживо, зловещие, словно ночные птицы! Пусть проводят ночи за вином, среди благовоний, пусть коротают время извращенного бдения за пиром из множества перемен, все равно они не пируют, а самим себе отдают последний долг.
В темноте держат птиц, откармливаемых для пира, чтобы они легче жирели в неподвижности; и так же у тех, кто в праздности позабыл обо всех упражнениях, ленивое тело пухнет и в сумраке заплывает жиром. Поэтому так мерзки на вид тела обрекших себя жить в темноте. Цвет их лиц подозрительней, чем у побледневших от болезни: томные и расслабленные, они бледны как мел, и плоть у них заживо становится как у мертвецов. Но это, я бы сказал, наименьшая из их бед. Насколько же темнее у них в душе! Она уставилась в себя самое, окутанная сумраком, и завидует слепым. Ведь не для темноты есть у нас глаза! Ты спросишь, откуда такая извращенность в душах, чтобы гнушаться днем и переносить всю жизнь на ночь. Все пороки сражаются против природы, все отходят от должного порядка: наслаждаться всем извращенным – такова цель сластолюбия, и не только свернуть с прямого пути, но и отойти как можно дальше или пойти в обратную сторону.
А те, по-твоему, живут не вопреки природе, кто пьет натощак, чтобы принять вино в. пустые жилы, и приступают к еде пьяными? А этот порок, такой частый у юнцов, старающихся стать сильнее: они пьют на самом пороге бани, среди скинувших платье, и не пьют, а пьянствуют, чтобы потом соскабливать пот, вызванный обильным и горячим питьем? Пить же после обеда или ужина пошло, так делают деревенские отцы семейств, не знающие, что такое истинное наслажденье. Чистое вино приятно, когда не смешивается с пищей и свободно расходится по жилам; опьяненье на пустой желудок – верх удовольствия.
Или, по-твоему, живут не вопреки природе те, кто меняется одеждой с женщинами? Не живут вопреки природе те, кто старается, чтобы отрочество блистало и за пределами должного срока? Есть ли что-нибудь более жестокое и более жалкое? Он никогда не станет мужчиной, чтобы дольше быть утехой для мужчины! Но если ради этой гнусности у него пришлось отнять его пол, почему бы не отнять и возраст?
А разве не живут вопреки природе те, что хотят роз среди зимы, кто с помощью горячей воды ловко создает подложное тепло и в стужу выращивает лилию, весенний цветок? Разве не вопреки природе живут насаждающие на башнях плодовые сады? У кого на крышах домов и вышках колышутся леса, пустив корни там, докуда они едва ли доросли бы вершинами? Не живут ли вопреки природе и те, кто закладывает основания бань среди моря и полагает, что их купанье недостаточно изысканно, если в стенки горячего бассейна не бьют волнами бури?
Однажды начавши желать того, что противно заведенному природой порядку, под конец совсем от него отходят. Светает; пора спать! Все затихло; теперь займемся упражненьями, отправимся гулять, позавтракаем! Близится рассвет; время ужинать! Нельзя делать так же, как весь народ: идти в жизни проторенным путем и пошло и низко! Долой день для всех! У нас будет свое особое утро.
А причина этому – не какая-то особая приятность, которую некоторые находят в ночи, а неприязнь ко всему общепринятому; вдобавок, нечистой совести свет в тягость; и еще, кто и желает и презирает все смотря по тому, дорого или дешево оно куплено, те совсем уж гнушаются даровым светом. Далее, любители удовольствий хотят, чтобы, пока они живы, их жизнь стала предметом общих толков, и если о них молчат, они полагают, что стараются впустую» - тут Сенека ратует за традиции и духовные скрепы, и, соотнося с современностью, я не мог не вынести это отдельно. ну особенно "так мерзки на вид тела обрекших себя жить в темноте" х))

@темы: цитаты, фмоб

---

---

---

картиночка про праматерь грехов и меня

---

24.02.2014 в 11:32

Пишет  Diary best:

Пишет  jazzzzman:

Тор

Посмотрел я второго "Тора". Он лучше, чем первый. Но не об этом сейчас. Меня очень веселит пафос, с которым герои фильма общаются: "Ведь ты асгардец, сын мой! Страх неведом тебе!" Нет, я понимаю, кино, все дела... Но было бы прикольно, если бы я так разговаривал в жизни.

- Утро настало, подруга моя! Расхерачу будильник, пожалуй. Надену я штаны домашние и проследую в кухню светлую. Отведаю яйцо всмятку, испью эспрессо бодрящего.

- Пора в путь сбираться! Ждет меня дорога дальняя в пробке тесной. Но не убоюсь я, ведь я россиянин! Вперед, Опель мой верный!

- Здравствуй, диктор новостной, коллега мой добрый. Нажму я кнопку красную, включу тебе микрофон австрийский. Глаголь анонсы и промо-ролики, россиянин!

- Тесна столовая наша, но вкусен в ней кисель смородиновый. Плесни мне, кудесница, в бокал жижи красной! Расплачусь я рублем российским.

- Запищал телефон мой надежный, принес СМСку короткую. Крошка аванс поступил, хвала бухгалтерии! Отведаю в пятницу вина из подвалов бара соседнего.

- Лягу-ка я спать сном крепким. Ведь я россиянин! Ночи всем спокойной, поля, реки и новостройки собянинские. Завтра новый день!

Cвое | Не Бест? Пришли лучше!

---

кстати, кстати! новость с фронта и поскачу кормить свою даму. а у меня новый телефоооон*___*
он мне ужасно нравится! он такой лопаточка большая, так странно**
это шли мы с элром, и он такой мол а я как раз тебе должен, давай купим читалку тебе. ну вот и смотрелисмотрели, и купили мне телефоооон!**
я все так же фанат мтс смартфона, только теперь он у меня большой и крутой^_________^

---

весь день сегодня упарываюсь по паблику этому и такой же группе вот, и они очень клевые.
еще весь день мне везде попадаются капитаны, или, что еще тяжелее, еретики. еретики пишут такое, с чем я не могу согласиться, и все во мне кипит и хочет спорить, но я заставляю себя молчать, потому что ругаться с знакомыми людьми из-за чего-то абстрактного вроде как не в моих правилах. помню, когда я читал герцена, я все поражался, как можно взять и посраться с другом из-за какого-то левого дела? ну, пусть он думает не так как ты, это же ничего не меняет. но то ли я стал слишком чувствителен, то ли что, но, но, нооо. это боль. я стараюсь обычно просто не верить, что человек серьезно, хотя эт тоже не всегда выходит. поэтому я просто стараюсь не говорить про майдан, потому что на этой теме меня слишком быстро распидорашивает, и это довольно странно.
и я все ищу баланс между совестью и здравым смыслом, то есть, например, говорит кто-то "а вот этих бедняг посадили, а какого-нибудь голубого маньяка-педофила нет". и что тут делать? говорить о том, что педофил не равно голубой неадекватно, потому что это понятно, и вроде человек ничего вообще не имел в виду. но меня-то бесит. о спорт ты жизнь о пропаганда ты сила
да и вообще, последнее время все вынуждают меня нарушать обет, но я держусь

---

22.02.2014 в 03:09

Пишет  Imiridil:

Я очень люблю этот комикс



продолжение тут

это прекрасно х)

---

бесячааая работааа
почему там никто не задерживается, что за проклятое место, я не понимаю Оо
и снова надо нервничать вдруг возьмут какую-нибудь стерву
и снова с мало вых работать, а доплаты пф смищно
но это все херня на самом деле, просто меня бесит бюрократия и бумажки, которые там начинаются, а валить я оттуда хотел только осенью или летом, и это все огорчает меня, ибо с бумажками я долго не выдержу. внутренний документ, допустим, никто кроме нас не видит, но нет, ОПРЕДЕЛЕННЫЙ ШРИФТ ОПРЕДЕЛЕННЫЙ РАЗМЕР ШТО ВЫ А ТУТ КЛЕТОЧКИ НЕ РОВНО
или график отпусков. нахера нам график в феврале делать, надо штоб не совпало 3 отпуска, и чо, мы договориться не сможем? ебаный идиотизм, я просто вывожусь от РАЦИОНАЛОВ ТАК ПРАВИЛЬНО ЗАЖИВЕМ.
лааадно, лааадно, херня все это

а мы едем кушать суши^_____________________^
ОМНОМНОМ

---

ну бляяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяя
сдавать буду 1 марта, так что еще неделю мне про машину думать==

---

собственно, я все жажду что-нибудь написать, но как всегда мысли бегают, я туплю, деладела, новости вконтошке, чай сделать, кофе выпить, ну вы понимаете. вот сижу, хочу заставить себя постирать и убрать, но хочу не очень, поэтому не заставляю.
утро прошло в том, что я мерил шмотки и страдал, это я умею х)
зарядочку поделать штоле. но мне так вяло..
думаю только про машину и права, но до завтрашнего вечера ничего писать про это не хочу, чтоб не сглазить и все такое. деньгиденьжатки, вторая работа, ай нид ю.
как я плохо накрасил ногти, ужс, но если я их не крашу - я их грызу, а я пытаюсь излечиться. вяло, опять же, но.
хэйт бюрократии и бумажкам
постоянно читаю про киев.
сенека утомляет меня, но скоро я его дочитаю, шельмеца. что мне нравится, так это его любовь к себе, мол, эгегей, луцилий, глянь-ка какой я мудрый, давай и тебя научу, всех научу, поговорю-ка еще, я молодец, послушай снова обо мне! понимаю, понимаю х)
мы сегодня должны наконец доехать до океанариума, а то собирались поехать на валентина, а заленились, а элр там не был! ващеее

---

Лалала, доброе утро!